В жаркий июльский полдень, флагом
распахнулась скрипучая дверь деревянного храма. Мерцающая лепестками свечных
огоньков тишина, робко подглядывая в городскую суету, вырвалась шлейфом благоухания за огромной фигурой батюшки. Как морская скала, в солевых
от пота разводах, в своём стареньком «подрясничке», он вышел на крыльцо. И обдуваемый потоками ветра, от мчащихся за
церковной оградой машин, со словами, «Слава Богу за всё», медленно спускаясь по
бревенчатым ступеням, он направился к дому. Путь к дому лежал через рынок, где
то и дело, каждый, пытался положить ему кто яблочко, кто помидор. А в
довесок просили молитв. Подношения были
похожи на подаяния нищему. Но каждый, будь то человек славянской внешности или
азиат рассчитывал получить через этот жест определённую милость СудьБы для
успешной торговли, ведь они подавали не просто прохожему, а священнику. И
получали…, и с огромными излишками получали, но по настоящему жертвовать просто
не хотелось. Ведь закон современной торговли стремиться с минимальными затратами
получить максимальный доход. Эта черта, к сожалению, простирается и на
взаимоотношения с Богом. Хотим, поставив свечку за три копейки, не чуть не
меняя своей погрязшей в страстях жизни, без особых напрягов, получить от Бога
райской жизни здесь на земле, и уже сейчас, и немедленно... И не дай Бог этого
не произойдёт, то и свечи вовек боле не зажжём. Но батюшка, на выдохе сострадая
каждой душе, произносил "помогай Господь рабу Божьему, Иоанну,
Константину, Валентине, Ибрагиму...". "Слава Богу за всё!"
Шаг за шагом, звеня несколькими монетками
в кармане, батюшка спешил к обеду домой. На углу трёхэтажной кирпичной «сталинки»,
где и жил со своей матушкой отец протоирей, не хватало одного кирпича, который
раскрошился, видимо от старости дома. Отсутствие этого самого кирпичика,
образовывало небольшую нишу, в которую батюшка складывал те самые монетки,
звенящие в кармане чёрного облачения. Каждый день, после службы, он медленно от
немощи, и в то же время торопливо, спешил разделить трапезу со своей Надюшей, которая
в качестве матушки несла на себе все тяготы бытия священнической семьи. По
дороге домой, под ногами, не редко попадалась мелочь, своей ржавчиной слабо
отличаясь от грязи. И как грибы в лукошко отправлялась в карман, а потом и на
место того недостающего кирпичика. Куда она потом девалась…? – Бог весть… Но несколько раз, я наблюдал,
устремившиеся в стену взгляды проходящих, как будто мимо нищих, но точно
знающих, что именно здесь, можно иногда разжиться мелочью.
В этот знойный день, опёршись своим женоподобным
задом на еле "живую", стоящую на двух из четырёх ножках оградку
палисадника, стоял похорошевший от пива мужик. Отвратительно закусывая
семечками, прямо с шелухой пережёвывая, он сплёвывал перед собой. А после очередного глотка, липкая от пива рука,
вновь, и вновь устремлялась за очередной порцией закуски в карман. Попадавшая в
горсть с зёрнами мелочь, тут же не нужной бросалась перед собой в уже выросшую
из плевков мусорную кучу. Батюшка не спеша, подошёл к этому зловонию, и тяжело
дыша от болезни сердца, тучным телом диабетика, стал медленно опускаться на
одно колено. С небольшой передышкой он встал на второе и осторожно поднял из
кучи несколько монет. Запутавшийся больными ногами в подоле подрясника,
зажмурив глаза и стиснув зубы от боли, стал подниматься... Разморившийся мужик,
казалось уже безразличный ко всему происходящему вокруг, надменно ухмыльнулся
и, бросив ещё на землю мелочи, решил позабавиться. Священник, не успев обтереть
выступивший на лбу пот, не задумываясь и не отдышавшись, только прошептав
«Господи помилуй», стал кряхтеть и, мучаясь, поднял ещё несколько копеечек. От
потемнения в глазах закружилась голова, и он ещё некоторое время, стоя на
карачках, приходил в себя. Собравшись силами, он упёрся рукой в дрожащее колено
и, сомкнув челюсти, краснея от
напряжения и боли в суставах, на задержке дыхания стал подниматься. Мужик,
пошарив в карманах, протяжной издёвкой
произнёс: «те чо поп, денег мало? Ша, подожди, пошарю по карманами подкину тебе
ещё... собирай не стесняйся». Батюшка помолчал,
не долго, и вынул из кармана несколько мятых и влажных от пота купюр.
Это было
его недельное жалование, которым он спешил обрадовать матушку, но сунул в
липкие руки мужика и грозно произнёс:
"денег я тебе и сам дать могу, но на монетках изображение Святого
Георгия Победоносца топтать не
позволю!"
«Ну, у Вас батюшка и благоговение», –
говорю я. «Да какое там благоговение, отец, я просто заметил, как подниму
копеечку со святым так мне Господь «тыщу»
а то и больше посылает через добрых людей. Я как те торгаши, тружусь на
копейку, а получать хочу «тыщи»... Грешник я... Прости Господи!»
P.S.
Я почувствовал, что он нарочно, наговаривает на себя, смиренно избегая
всяческих похвал в отношении своей благоговейности к святыне. В подтверждение моих ощущений он, качая седой
головой, переложил книгу мною оставленную на стуле. И хлебая щи, слегка пожурил
меня. Говоря о том, что негоже литературу, в которой написано о Боге, класть
туда, где люди сидят своим задом.
Иерей Георгий Дехтярев
Комментариев нет:
Отправить комментарий